В Штанах. Невыгулянная неудовлетворенность

Катюшка ввалилась в комнату с мороза свежая и пахнущая снегом. Румяная, улыбающаяся, со смеющимися карими глазами, забавными ушками на шапочке и в безразмерной дубленке, в которой она запутывалась при ходьбе. Холодный воздух ворвался в помещение вместе с ней, большая спортивная сумка как-то самостоятельно выпала из ее руки и пристроилась у ножки стола.

- Наташа, ключ от башни у тебя?
- Да. Нужен?
- Ага, мы тут с Юлькой, в школе карантин, решили к деду махнуть, навозу потаскать! – Катюшка широко улыбалась.
- Вы там ночевать собрались? – спросила я, вспомнив температуру воздуха в комнате в «башне» - так здесь называли пятиэтажное помещение деревянного гаража, который больше походил на церквушку, потому что на самом верху сооружения был установлен небольшой крест. На первом этаже размещался гараж, на втором и третьем – жилые комнаты. Два верхних этажа были необитаемы и не обустроены. «Комната уединения и размышления», ключ от которой дал мне дед, была практически пустой и довольно холодной, обогреватель был недостаточно мощным для такого количества квадратных метров. И это была единственная незанятая комната.
- Кать, там холодно очень, пар изо рта идет. Вы не уснете просто.
- Да нееее, все нормально будет, мы у теть Алены шубы возьмем, одеяла, не замерзнем.

Я с сомнением посмотрела на Катюшку и решила, что ключ дам, пускай сами смотрят, посидят минут десять-пятнадцать там, успокоят кровь и увидят, что спать в таком холоде невозможно. Дед был в городе, вернуться должен был очень поздно, и решить вопрос с размещением внучки и ее школьной подруги было пока некому.

- Наташ, а магнитофон тебе сейчас нужен?
- Нет, я уже закончила работать, берите, - улыбнулась я. – Только насчет розеток там я тоже не уверена. Кажется, обогреватель там напрямую к проводам подсоединен, а вот куда магнитофон втыкать, я не заметила.
- А обогреватель твой, тот, маленький, можно взять?
- Да берите, конечно, только сначала гляньте, там розетки вообще есть?

Катюшку вопрос наличия розеток в башне явно мало волновал. Она втащила из сеней подружку Юльку, которая тихо и скромно поздоровалась и не посмотрела мне в глаза прямо. Девчонки начали сматывать шнуры магнитофона и моего обогревателя, суетиться, чему-то громко смеялись и за две минуты навели в моей комнате полный бедлам. Неожиданно ввалился дядя Саша, то есть Катюшкин дядя и сын деда. Это был невысокого роста полный тип, рыжий и ужасно раздражительный, при этом умный и вежливый. В голосе его, когда что-то шло не по его задумке, появлялись такие тонко-нервные нотки, которыми быстро заражались все вокруг. Я как человек к раздражительности весьма предрасположенный сразу настраивалась на его волну. Дядя Саша быстро и доходчиво объяснил девчонкам, что ночевать в башне по озвученным мной причинам они не будут, а где будут спать, он сейчас подумает. Подумав как-то слишком быстро, он решил, что две четырнадцатилетние волосогрызки должны спать у меня в сенях! Наверное, он боялся меня стеснять и быть за это обруганным дедом. Поскольку седеть от такого решения мне не хотелось раньше времени, я сказала, что Катюшка с Юлькой будут спать в моей комнате. О сенях речи идти не могло, потому что спать на улице в феврале в Сибири – это как минимум желтый дом. А то, что в сенях было холодно, как на улице, проверить было нетрудно. Девчонки повиновались и побежали перетаскивать из башни и от тетки Алены матрацы и шубы. Я пока подбросила еще дров в печку и поставила ужин девчонок разогреваться, предварительно попробовав, не отравятся ли они имеющимися на тарелке грибочками.


***
Дед, Михалыч - мой давний знакомый, одно время я выполняла для него нетрудную работу по набору текстов. Он одержим идеей возрождения крестьянства в России. Двенадцать лет назад построил далеко в лесу собственными руками дом, стал обрабатывать землю. Потом с крестом в душе взял крест на плечи и пригласил в свое хозяйство бомжей и бывших заключенных, которым негде жить. Они помогают строиться, ухаживать за огородом и животными. Непременным условием пребывания людей у деда является трезвость. Кто не выдерживает, сбегает. Постепенно хозяйство разрослось и превратилось в то, что принято называть фермой, но Михалычу это название не нравится. Я оказалась у него в гостях для себя неожиданно – потребовался срочный моральный отдых. Мой дух был сломлен жестокостью цивилизации, и я неделю назад прибыла сюда воскрешать его из руин. Михалыч загрузил меня привычной несложной работой - я набирала для него тексты на допотопного вида компьютере, за что меня кормили и поселили в лучшей комнате из всех имевшихся в нескольких домах хозяйства. Меня все устраивало. Катюшка – старшая дочь второй дочери Михалыча, попрыгунья и веселушка, недавно переболевшая ветрянкой и гриппом, уехала после выходных в город сегодня утром, а в одиннадцать вечера уже успела проделать 100 км обратного пути и притащила с собой подругу. В школе карантин, неделя у деда на свежем воздухе. Ночевать им было негде, несмотря на большое количество различных помещений – не везде были сложены печки, а обогреватели не справлялись. Поэтому выбор передо мной был небольшой, оставалось предложить им место в моей комнате на полу. Я перед ночью уже протопила, было тепло и немного сонно. С появлением мелких бестий я поняла – спокойной ночи не получится. Сейчас мы будем час таскать матрацы, шубы, одеяла и прочие деревенские постельные принадлежности, двигать столы, вытаскивать часть мебели в сени, девчонки будут ужинать, потому что последние семь километров они, оказывается, проделали пешком по совершенно безлюдной местности, где, как им было известно, могут бродить волки и рыси. Но для их возраста эти опасности не могли быть причиной страха. Сейчас, когда прошло некоторое время, я думаю, что Катюшка с Юлькой сами могли напугать каких угодно волков в любом количестве своим никогда не прекращающимся громогласным хохотом.

***
Завоевывать внимание и расположение подростков – дело нетрудное и для меня весьма увлекательное. Я люблю поражать юные умы небылицами и приукрашенными былями. В их глазах – доверчивость и недоверие, вера взрослому и подозрение, что как раз взрослый может обмануть так, что ты и не заметишь, всегдашняя готовность смеяться от души во весь голос и делать долго ходящей шуткой любые собственные комментарии к рассказу. Поскольку к этому моменту я уже неделю провела в почти полном молчании, лишь здороваясь с соседями и поварихой, меня прорвало. Когда постель для девчонок была готова, ужин разогрет и поставлен на стол, мы уселись втроем на тайную вечерю, я болтала без умолку, а юные кокетки плевались картошкой на все четыре стороны, не в силах удержаться от смеха. Я, в свою очередь, не могла не оценить их свежего и нециничного чувства юмора и тоже смеялась над их школьными историями и похождениями их компании, где Сивка страдала недержанием мочи при смехоперегрузках, а Джокер становился слаб желудком при них же. Выяснилось в разговоре также, что Катюшка приписала себе пару месяцев, чтобы попасть на фронт - ребенку только в апреле исполнялось четырнадцать. При этом она уже была с меня ростом, а это немало, и выглядела лет на семнадцать. Но я давно не общалась с новым поколением и забыла, как оно выглядит.
Мы обсудили всех имевшихся в хозяйстве на момент моего пребывания бомжей и зэков, Катюшка рассказала все и про всех, кого знала. Учитывая, что у деда она регулярно гостила начиная с трехлетнего возраста, знала она многих и при этом никого не боялась, несмотря на серьезные послужные списки убийц, насильников и воров. Каждый день потом девчонки ездили с Толей-насильником на тракторе на деляну, где вырубался лес, спокойно собирали шишки с поваленных сосен (дед сажал по новой вырубленный лес) и чувствовали себя спокойно и безопасно среди десяти-пятнадцати отморозков, по которым электрический стул не плачет только потому, что он у нас в стране не применяется и потому, что есть такие люди, как Михалыч. Люди, собирающие всех «заблудших» и пытающиеся сделать их похожими на сапиенсов. Что самое интересное – у них это получается.